",,,Кто-то молча пророчит беды,
Я встаю под прицел отважно.
Ой, стреляйте в мои победы!
Молодым умирать не страшно".
Текст песни - Денис Майданов - Молодым умирать не страшно
Отделяю зерна от плевел. http://www.proza.ru/2015/01/09/1888
Отчет о дежурстве дневального спускаемого шатла «Атлантиды»
Всевременного Всюдалета «Ниберу»/Проект - «Галактика», – «Млечный
Путь», серийный номер – 666/ Коня Огненного Крылатого Оборотного.
Конец вахты - 19.02.2015
- Я не собираюсь умирать, - сказал мне ученик в ответ на предупреждение о том, что его ждет смерть на Майдане.
- А кто собирается? Знаешь песенку: «Вот пуля просвистела и – ага…».
-
Типун вам на язык! – чертыхнулся он, не понимая моего намека. Не мог же
я ему прямо сказать о том, что случится с ним, когда он, взяв в одну
руку деревянный щит, а в другую – бутылку с «Коктейлем Молотова», пойдет
в атаку на шеренгу «Беркутовцев», ощетинившихся щитами, словно 300
спартанцев, закрывая своими телами проход к
президентскому дворцу, в котором уже давно не появлялся
Янукович.
Но,
к сожалению, мой ученик не понял намека и не знал того, что на крыше
сидит снайпер, выискивавший свою первую жертву. Он жил в соседнем
подъезде. Я изредка встречал его
мать, гуляющую с ротвейлером. Несколько месяцев назад увидел ее с заплаканными глазами. «Что на сей раз?» - спросил я у нее.
«*** уехал на Майдан!» - сказала она и разревелась.
Я преднамеренно не пишу имя, чтобы не бередить матери душу.
«И вы его отпустили?!» - изумился я.- "Там же опасно!"
«Что
я могла поделать? Я упала на пороге, схватила за колени и молила: -
Останься, на смерть едешь! Я не переживу, если с тобой что – ни будь
случиться. Пожалей меня!»
«А он?» - спросил я, хотя это было лишним.
«Сказал,
что смерть на Майдане – это не худшая смерть. Перешагнул через меня и
уехал, даже не попрощавшись. Так на душе тревожно. Вы бы позвонили ему –
попросила она меня. – Он вас единственного из учителей в школе уважал.
Может быть, хоть вас послушает».
Вот я и позвонил ему. Но что
сказать, как переубедить, если он перешагнул через мать, стоящую на
коленях и пошел на смерть?! Человек сам выбирает: жить или умирать?
Сказать правду – не поверит, как не поверил и потом, когда стоя у
придорожного камня с надписью: «Налево пойдешь - Коня потеряешь, направо
- жизнь потеряешь, прямо пойдешь - жив будешь,
да себя позабудешь». Он
знал мое школьное прозвище, думаю, что и вы догадаетесь, глядя на имя
автора. Я надеялся, что он пойдет по дороге, которая приведет его ко мне
– в Школу Богов и Людей, где он станет Богом. Но я не знал, что какой –
шутник написал поверх надписи на камне: «Налево пойдешь – в Евросоюз
попадешь, направо – на Украину вернешься, прямо в Таможенный Союз
попадешь и москалем станешь».
Не трудно догадаться по какой дороге пошел
мой ученик и куда попал, как я ему не мешал, так как знал, что на
указатели правильней было бы написать: Ад, Рай и Чистилище. Где – что
находится – это решает каждый сам для себя...Полностью: http://www.proza.ru/2015/01/09/1888
Что я хотел, но не успел сказать ученику, погибшему на Майдане год назад.
Несколько цитат из книги, которую всем советую почитать, может быть, они помогут вам избежать роковой ошибки.
... как безнадёжно обречены всякая справедливость
и сострадание:
им суждено вечно разбиваться о равнодушие, себялюбие и страх!
Удивительно, как легко
отказываешься от того, с чем вчера, думалось, невозможно расстаться.
Раньше мы поднимали глаза
к небу, чтобы молиться. А теперь — поднимаем, чтобы проклинать.
Если бы каждый не старался непременно убедить другого
в своей правде, люди,
может быть, реже воевали бы.
Мир, — сказал он, — мир не стоит на месте. И если
отчаиваешься в собственной стране, надо верить в него. Затмение
солнца возможно, но только не вечная ночь. Во всяком случае,
на нашей планете.
Не надо так быстро сдаваться и впадать в отчаяние.
Иногда удаётся спросить себя, только когда спросишь другого.
Ведь чудо всегда ждёт нас где-то рядом с отчаянием.
— Вы улыбаетесь, — сказал он, — И вы так спокойны? Почему
вы не кричите?
— Я кричу, — возразил Гребер, — только вы не слышите.
Действуй, пока никто не успел тебе запретить.
Церковь —
это единственная диктатура, которая выстояла века.
Совесть
обычно мучит не тех, кто виноват.
Он знал много видов страха: страх
мучительный и темный; страх, от которого останавливается дыхание
и цепенеет тело,
и последний, великий страх — страх живого существа перед смертью; но этот
был иной — ползучий, хватающий за горло, неопределенный и
угрожающий, липкий страх, который словно пачкает тебя и разлагает,
неуловимый и непреодолимый, — страх бессилия и тлетворных сомнений:
это был развращающий страх за другого, за невинного заложника,
за жертву беззакония, страх перед произволом, перед властью
и автоматической бесчеловечностью, черный страх нашего времени.
Храбр тот, кто имеет возможность защищаться. Всё остальное —
бахвальство.
Обычно считают, что убийца всегда и всюду должен быть убийцей
и ничем иным. Но ведь даже если он только время
от времени и только частицей своего существа является убийцей,
то и этого достаточно, чтобы сеять вокруг себя ужасные бедствия...
... Гиена всегда остается гиеной. Человек
многообразнее.
... в тылу война
совсем иная... На фронте каждому приходится бояться только за себя;
если у кого брат в этой же роте, так и то
уж много. А здесь у каждого семья, и стреляют,
значит, не только в него: стреляют в одного, а отзывается
у всех. Это двойная, тройная и даже десятикратная война. —
Я много думал о вас, Гребер. И о том, что вы мне
сказали. На ваш вопрос нет ответа. — Польман замолчал, потом тихо
добавил. — Есть, собственно, только один: надо верить. Верить.
Что же нам еще остается?
— Во что?
— В бога. И в доброе начало
в человеке.
— Вы никогда не сомневались в это добром начале? — спросил
Гребер.
— Нет, сомневался, — ответил старик. — И часто. А разве возможна вера без сомнений? Пока
тебя мучит множество вопросов, ты ни
на что и не способен. И только когда уже ничего
не ждёшь, ты открыт для всего и не ведаешь страха.
Ночью каждый таков, каким ему бы следовало быть, а не такой,
каким он стал.
— Мне кажется, для нашего возраста у нас слишком большой опыт отчаяния. Давай забудем
о нем.
— И слишком большой опыт забвения.
Слова таяли
в сумраке, они утратили свой смысл,
а то, что было полно смысла, жило без слов, и о
нем невозможно было говорить.
Умирают всегда слишком рано, даже
если человеку девяносто. А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь
лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.
Вам, должно быть, нелегко живётся, если вы всё ещё верите в справедливость.
http://citaty.info/book/erih-mariya-remark-vremya-zhit-i-vremya-umirat?page=4
Полностью читайте: http://www.proza.ru/2015/01/09/1888
Комментариев нет:
Отправить комментарий