Необходимые пояснения к фильму: "Перед судом истории" https://www.youtube.com/watch?v=sKPUoLAc2G4 Васи́лий Вита́льевич Шульги́н (1 [13] января 1878[К 1], Киев — 15 февраля 1976, Владимир) — русский политический и общественный деятель, публицист. Из потомственных дворян Волынской губернии[1]. Депутат второй, третьей и четвёртой Государственных дум, принявший отречение из рук Николая II. Один из организаторов и идеологов Белого движения[2]. Русский националист и монархист.
Содержание
- 1 Молодые годы
- 2 В Думе
- 3 Русские революции 1917 года
- 4 Гражданская война в России
- 5 В эмиграции
- 6 В Советском Союзе
- 7 Политические взгляды
- 8 Критика личности Шульгина и его взглядов
- 9 Семья
- 10 После смерти
- 11 В литературе и искусстве
- 12 Основные сочинения
- 13 Комментарии
- 14 Примечания
- 15 Литература
- 16 Ссылки
Молодые годы
О детских годах Шульгина известно немного. Родился Василий в Васильев вечер 1 (13) января 1878 года в Киеве в семье историка Виталия Яковлевича Шульгина (1822—1878). Отец умер, когда мальчику ещё не было и года, а мать умерла от туберкулёза когда Василию ещё не было пяти лет. Мальчика воспитывал отчим, учёный-экономист Дмитрий Иванович Пихно, редактор газеты «Киевлянин» (сменил на этой должности отца Василия Шульгина), впоследствии — член Государственного Совета. С отчимом у Шульгина сложились тёплые, дружеские отношения[К 2].Как впоследствии утверждал сам Шульгин, формирование его политических
взглядов и мировоззрения произошло под влиянием отчима, и до самой его
смерти на все политические события в стране Шульгин «смотрел его
глазами»[3]. Крёстным отцом Шульгина был профессор Университета Святого Владимира, впоследствии министр финансов Российской империи Н. Х. Бунге[4].
В 1895 году Шульгин окончил Вторую киевскую гимназию
с довольно посредственными оценками: в аттестате зрелости у него по
шести из одиннадцати предметов стояли «тройки», в частности, по русскому
языку, истории, латыни. В тот же год поступил в Киевский Императорский
университет святого Владимира для изучения права
на юридическом факультете. По окончании университета в 1900 году, по
тогдашнему увлечению техническими специальностями, поступил в Киевский политехнический институт на механическое отделение, но, проучившись всего один год, покинул его[5].
Негативное отношение к революционным идеям сформировалось у него ещё в
университете, когда он постоянно становился очевидцем беспорядков,
организованных революционно настроенными студентами. Тогда же
сформировались его политические взгляды. Сам Шульгин в зрелые годы так
вспоминал об этом времени: «Антисемитом я стал на последнем курсе
университета. И в этот же день, и по тем же причинам я стал „правым“,
„консерватором“, „националистом“, „белым“, ну словом тем, что я есть
сейчас…».[6]
Шульгин был очень эрудированным человеком, знал несколько иностранных
языков, играл на гитаре, фортепиано и скрипке. В сорок лет стал вегетарианцем[7].
Шульгин прошёл обычную для призывника, имеющего законченное среднее образование, одногодичную срочную службу в армии (3-я сапёрная бригада) и в 1902 году был уволен в запас в стандартном для такого призыва чине прапорщика запаса полевых инженерных войск. После, уже «состоявшимся» семейным человеком — мужем и отцом, он уехал в Волынскую губернию и занялся сельским хозяйством (сначала в селе Агатовка Буринской волости Острожского уезда, а с 1905 года поселился в семейном 300-десятинном имении Курганы, где проживал до 1907 года — до начала своей политической деятельности, которая потребовала его присутствия в Петербурге[8][9]). Шульгин со своим отчимом занимались зерновой торговлей. Они владели рядом мельниц, в том числе «огромной вальцевой мельницей»,
на которых мололи пшеницу как собственную, так и окрестных крестьян,
продавая на зерновом рынке уже не просто зерно, а переработанный продукт
— муку.[10] Попутно Шульгин занимался написанием романа «Приключения князя Яноша Воронецкого»[К 3] и земскими делами — его назначили «попечителем по пожарно-страховым делам». Он стал также почётным мировым судьёй и земским гласным Острожского уезда.
Такая жизнь продолжалась вплоть до 1905 года, когда в сентябре он был призван на Русско-японскую войну,
которая закончилась, прежде чем Шульгин добрался до фронта; однако он
продолжал служить с сентября по декабрь 1905 года младшим офицером в
14-м сапёрном батальоне в Киеве. После опубликования Манифеста 17 октября 1905 года в Киеве начались волнения, и Шульгин вместе со своими солдатами принимал участие в усмирении еврейских погромов[11]. Отчим принял Шульгина журналистом в свою газету, где под влиянием революционных событий 1905 года[12] Шульгин начал печатать свои статьи (с сентября 1913 года Шульгин стал редактором этой газеты[11][13]). Талант Шульгина-публициста был отмечен как современниками, так и исследователями его наследия[4][12][14][15][16]. Шульгин был очень плодовит — в доэмигрантский период его статьи появлялись каждые два — три дня, а то и ежедневно[12].
Тогда же Шульгин вступил в Союз русского народа (СРН) и являлся почётным председателем отделения Острожского уезда, а затем и в Русский народный союз имени Михаила Архангела, так как посчитал его лидера В. М. Пуришкевича более энергичным, чем лидер СРН А. И. Дубровин.[3]
Однако настоящим черносотенцем Шульгин не был, так как был сторонником
парламентаризма, в то время как СРН был принципиальным противником
Государственной думы, отстаивая идеи традиционного самодержавия.[17]
В Думе
См. также: Политические взгляды Василия Шульгина и Дело Бейлиса
Твой голос тих, и вид твой робок,
Но чёрт сидит в тебе, Шульгин.
Бикфордов шнур ты тех коробок,
Где заключён пироксилин.
Эпиграмма В. М. ПуришкевичаНо чёрт сидит в тебе, Шульгин.
Бикфордов шнур ты тех коробок,
Где заключён пироксилин.
на В. В. Шульгина[14]
C течением времени Шульгин от правого фланга (II Дума) переходил на
всё более умеренные позиции, постепенно сближаясь с центром в лице октябристов (III Дума), а затем и кадетов
(IV Дума). Историк Д. И. Бабков полагал, что такое изменение позиций
Шульгина было обусловлено прежде всего безоговорочным желанием довести
Россию до победы в войне, поэтому он, оставаясь правым и монархистом,
готов был идти на союз с теми силами, которые провозгласили лозунг
«война до победного конца». По мнению Бабкова, Шульгин полагал, что ни
правые, ни царское правительство довести страну до победы не смогут.[19]
Менялось у Шульгина и отношение к думской работе. Шульгин вспоминал,
что в детстве он «…ненавидел Парламент». Схожее отношение было у
Шульгина и ко Второй Думе, депутатом которой он был выбран спонтанно и
вопреки собственному желанию: «когда один что-то говорит, потом другой
что-то говорит, а потом все вместе что-то кричат, хотя бы и грозя
кулаками, и покричавши разойдутся пить пиво, какая же это „борьба“ в
самом деле? Мне делалось скучно и противно — до тошноты». Но уже во
время работы III Думы он «втянулся» в парламентскую работу. В бытность
депутатом IV Думы он писал в письме своей сестре Л. В. Могилевской в
1915 году: «Не думайте, что мы не работаем. Государственная Дума делает
всё, что может; поддерживайте её всеми силами — в ней жизнь», а в апреле
1917 года, когда в результате революции Россия вообще осталась без
представительного органа, Шульгин писал: «мыслить Россию без народного
представительства… не решится ни один фанатик».[20]
Шульгин был великолепным оратором. Выступая в Думе, Шульгин говорил
негромко и вежливо, всегда оставаясь спокойным и иронично парируя выпады
противников, за что получил прозвище «очковая змея». Советский
публицист Д. Заславский
такими словами описывал отношение к Шульгину его думских оппонентов:
«Его ненавидели больше, чем Пуришкевича, больше, чем Крупенского,
Замысловского и других думских черносотенцев и скандалистов»[21]. Сам же Шульгин позднее вспоминал о своих думских выступлениях[21]:
Шульгин писал стихи и в думский период удачно состязался вЯ как-то был в бою. Страшно? Нет… Страшно говорить в
Государственной Думе… Почему? Не знаю… Может быть, потому что слушает
вся Россия…— Шульгин В. В. Дни
политическом стихотворстве с В. М. Пуришкевичем, мастером политической пародии
и эпиграммы. Стихотворение В. В. Шульгина «Пал богатырь. На пир
кровавый» стало поэтическим эпиграфом издававшейся Пуришкевичем «Книги русской скорби»[14]. Сам же Шульгин входил в редакционную комиссию этого издания.[17]
Во II и III Думах Шульгин поддерживал правительство П. А. Столыпина как в реформах, так и в курсе на подавление революционного движения, включая введение военно-полевых судов. Несколько раз его принимал Николай II.
С началом Первой мировой войны Шульгин ушёл добровольцем на Юго-Западный фронт прапорщиком 166-го Ровненского пехотного полка. Весной 1915 года, практически сразу же после прибытия в действующую армию, был ранен в атаке под Перемышлем.
Ранение было таким, что о дальнейшей службе в армии речь уже не шла.
Впоследствии заведовал фронтовым питательно-перевязочным пунктом,
организованным на средства земских организаций (Санитарный отряд
Юго-Западной земской организации). На время проведения думских сессий,
как депутат Думы, имел возможность уезжать из отряда в столицу на их
заседания. Он был потрясён ужасной организацией и снабжением армии. Был
членом Особого совещания по обороне.
В 1915 году он неожиданно выступил против ареста и осуждения по уголовной статье, несмотря на депутатскую неприкосновенность, социал-демократических депутатов Думы, назвав это «крупной государственной ошибкой». 13 (26) августа 1915 года он вышел из думской фракции националистов и совместно с В. А. Бобринским образовал «Прогрессивную группу националистов», став товарищем председателя фракции, однако из-за частых разъездов Бобринского фактически возглавил группу[22]. Вместе со многими депутатами Думы (от крайне правых до октябристов и кадетов) участвовал в создании Прогрессивного блока,
в котором видел союз «консервативной и либеральной части общества», и
вошёл в состав его руководства, сблизившись со своими бывшими
политическими противниками. Известность получила речь Шульгина 3 (16) ноября 1916 года, ставшая своеобразным продолжением прозвучавшего двумя днями ранее выступления лидера кадетов П. Н. Милюкова.
В ней Шульгин выразил сомнение, что правительство способно довести
Россию до победы, а потому призывал «бороться с этой властью до тех пор,
пока она не уйдёт». В своём выступлении на последнем заседании Думы 15 (28) февраля 1917 года Шульгин назвал царя противником всего того, «что, как воздух, необходимо стране».[19]
Русские революции 1917 года
События в Петрограде 26—28 февраля
Без восторга встретил Шульгин Февральскую революцию[23]. Он писал[24][25]:Эти «пулемёты» в последующем станут в некотором роде крылатыми словами.С первого же мгновения … отвращение залило мою душу, и с тех пор не
оставляло меня во всю длительность «великой» русской революции.
Бесконечная струя человеческого водопровода бросала в Думу всё новые и
новые лица… Но сколько их ни было — у всех было одно лицо:
гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Боже, как это было
гадко!… Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно
тоскующее, бессильное и потому ещё более злобное бешенство…
Пулемётов!
Пулемётов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык
пулемётов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать
обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…
Увы — этот зверь был… его величество русский народ…
— Шульгин В. В. Дни.
Отголосок неприятия петроградских улиц революционных дней сквозил и в
более позднем её описании в фильме «Перед судом истории» (1965).
Восставшие петроградцы, по свидетельству Шульгина-кинохроникёра,
предстают как «сплошная беспорядочная толпа, серо-рыжая солдатня и
черноватая рабочеподобная масса». Историк Олег Будницкий,
однако, полагал, что Шульгин рассматривал происходившее в те дни в
Петрограде как «меньшее зло» в сравнении с непопулярным режимом,
неспособным вести войну, а столь категорично-отрицательное описание
революционной толпы приписывал оценкам, сформировавшимся у Шульгина в
ходе последующих событий[23].
27 февраля (12 марта) 1917 года Шульгин был избран в состав Временного комитета Государственной думы (ВКГД). 28 февраля (13 марта) 1917 года на автомобиле под красным флагом Шульгин поехал «брать Бастилию» — в Петропавловскую крепость, чтобы убедить её офицеров перейти на сторону революции. В ходе переговоров с комендантом крепости генералом В. Н. Никитиным
ему удалось уговорить его не предпринимать враждебных действий против
новой власти и подчиниться ВКГД. По его же распоряжению были выпущены
арестованные накануне 19 солдат-павловцев.
Шульгин выступил перед гарнизоном крепости, рассказав о происходящих в
Петрограде событиях и призвав солдат соблюдать дисциплину. Толпа
кричала: «Ура товарищу Шульгину!» Историк А. Б. Николаев отметил, что именно после речи Шульгина в крепости начались беспорядки.[26]
По информации Д. И. Бабкова и С. Ю. Рыбаса, Шульгин в первые дни революции на один день возглавил Петроградское телеграфное агентство,
намереваясь стать таким образом «министром пропаганды» во Временном
правительстве. Другие историки, впрочем, сообщали, что не могли найти
подтверждения этому факту[4].
Шульгин незамедлительно воспользовался своим назначением в ПТА,
разослав по трёмстам адресам свою статью с оценкой сложившейся в России
ситуации, которую напечатали многие провинциальные газеты[12].
В своих поздних воспоминаниях Шульгин писал, что текст этого циркуляра
был выдержан в тонах, слишком консервативных для того момента — идея
статьи сводилась к тому, что Романовы честно и самоотверженно 300 лет
служили России, но вот общественная обстановка изменилась и царь
добровольно передал бразды правления Временному правительству, которое
продолжит нести эту тяжкую вахту на благо родины. Многим соратникам
Шульгина статья не понравилась своим «монархизмом», и ему пришлось
оставить только накануне полученный пост[27].
Отречение Николая II
2 (15) марта 1917 года Шульгин вместе с А. И. Гучковым был направлен ВКГД в Псковдля переговоров с Николаем II об отречении. Экстренный поезд состоял из
паровоза и одного вагона, в котором ехало семь пассажиров — Гучков,
Шульгин и пятеро солдат охраны с красными бантами на шинелях. Шульгин
присутствовал при подписании Николаем II манифеста об отречении от
трона, поскольку, как и многие представители высших слоёв общества,
считал выходом из ситуации конституционную монархию во главе c Алексеем Николаевичем (при регентстве дяди — брата царя великого князя Михаила Александровича).
Внешний вид Шульгина и Гучкова, которые явились к царю в пиджаках,
четыре дня не мытые и не бритые, при этом Василий Витальевич отмечал,
что сам был, «с лицом каторжанина, выпущенного из только-что сожжённых
тюрем», вызвал гнев свиты, из-за чего между Шульгиным и крайними
монархистами возникла вражда, длившаяся долгие годы. Когда Гучков с
Шульгиным вышли из вагона Николая II, к Шульгину подошёл кто-то из
царской свиты и произнёс: «Вот что, Шульгин, что там будет когда-нибудь,
кто знает. Но этого „пиджачка“ мы вам не забудем…». Графиня Брасова
писала, что Шульгин «нарочно не брился …и …надел самый грязный пиджак…
когда ехал к Царю, чтобы резче подчеркнуть своё издевательство над ним».[28]
На следующий день, 3 (16) марта 1917 года, Шульгин присутствовал при отказе Михаила Александровича от престола:
как и большинство присутствовавших, уговаривал его не принимать
верховную власть (только Милюков и Гучков настаивали на том, что Михаил
должен вступить на престол), отмечая, что в Петрограде не было силы, на
которую Михаил мог бы опереться, составлял и редактировал его акт
отречения.
Весна 1917 года. В Петрограде
Отказавшись войти во Временное правительство,Шульгин тем не менее всю весну и начало лета 1917 года оставался в
Петрограде, всячески стараясь поддержать Временное правительство,
которое желал видеть сильным, и ни при каких условиях не признавая
второй центр власти, возникший самочинно, — Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов,
так как его деятельность была направлена на подрыв дисциплины в армии и
прекращение войны. Постепенно он разочаровывался в революции, в
совершении которой принимал личное участие — на совещании депутатов
Государственной думы всех четырёх созывов, проходившем 27 апреля (9 мая) 1917 года
он произнёс: «Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы
с ней спаялись и несём за неё моральную ответственность». Он всё более
приходил к убеждению, что революция идёт неверным путём, что реальные
«завоевания революции» — пресловутые «свободы» — привели к развалу армии
и двоевластию и выгодны только большевикам и Германии. Поэтому его не пугали перспективы утраты этих свобод — Шульгин писал в этот период: «Забудем пока о политической свободе. <…> Сейчас в опасности само существование России»[29].
Принял Шульгин участие и в набиравшем популярность в начале лета 1917 года «ударничестве» — 23 июня (6 июля) 1917 года он и ещё несколько бывших депутатов Государственной думы подали заявление Верховному главнокомандующему
в котором был представлен план по вербовке, снаряжению и обучению
добровольцев: «Мы нижеподписавшиеся приняли решение поступить
добровольцами в Действующую армию, полагаем, что этот наш шаг … может
быть использован для привлечения некоторого, кроме нас, числа
добровольцев. … ходатайствуем разрешить нам нижеследующее: 1) Открыть
запись в добровольческий отряд… 2) Приступить немедленно к обучению
записанных добровольцев».[30]
Лето 1917 года. Киев
В Викитеке есть полный текст обращения Шульгина «Против насильственной украинизации Южной Руси»
уехал из Петрограда в Киев, где началась подготовка к выборам в
Городскую думу, и занялся формированием Внепартийного блока русских
избирателей, который и возглавил. Блок шёл на выборы с лозунгами
сохранения тесных связей между Мало- и Великороссией, сохранения частной собственности и за продолжение войны с Центральными державами. Выборы состоялись 23 июля (5 августа) 1917 года, и Список № 3[К 4] сумел набрать 14% голосов и занять третье место в Городской думе[К 5]. Шульгин также организовал акцию протеста[К 6] «против насильственной украинизации
Южной Руси». Организована она была таким образом: всем подписчикам
«Киевлянина» вместе с экземпляром газеты была разослана листовка с
текстом обращения. Было предложено, в случае согласия с текстом
листовки, подписать её и вернуть в редакцию.[31]
Так к акции присоединилось около 15 тысяч киевлян, некоторые высшие
учебные заведения, общественные организации и даже воинские части.[32]
30 августа (12 сентября) 1917 года Шульгин был арестован как «корниловец»[12][К 7] по постановлению Комитета по охране революции в городе Киеве, но уже 2 (15) сентября 1917 года комитет был распущен, а Шульгин — освобождён. Газета «Киевлянин» в тот же период была закрыта.[33] На выборах в Учредительное собрание его кандидатура была выдвинута монархическим союзом Южного берега Крыма. Под председательством Шульгина 17 (30) октября 1917 года в Киеве состоялся съезд русских избирателей Киевской губернии,
принявший наказ, в котором было сказано, что одной из главнейших задач
Учредительного собрания должно быть создание твёрдой государственной
власти.
Шульгин резко осудил провозглашение А. Ф. Керенским 1 (14) сентября 1917 года «Российской республики»,
считая, что вопрос о будущем государственном устройстве может и должно
решать только Учредительное собрание. Когда было объявлено о созыве Предпарламента, Совет общественных деятелей избрал Шульгина своим представителем, однако тот отказался от такой «чести».
Московское государственное совещание
В начале августа 1917 года Шульгин прибыл в Москву, чтобы принять участие в Совещании общественных деятелей и в Государственном совещании, войдя в состав бюро по организации общественных сил. 14 (27) августа 1917 года выступил с яркой речью против выборных комитетов в армии, отмены смертной казни(«демократия, которая не понимает, что управляться выборным
коллективами во время страшной войны — это значит вести себя на верную
гибель — обречена») и автономии Украины[4], потребовав для Временного правительства власти «сильной и неограниченной», фактически — военной диктатуры,
которая нужна была бы для того, чтобы правительство смогло заключить
«честный мир в согласии с союзниками» и, «обеспечив безопасность
личности и имущества», довести страну до выборов в Учредительное
Собрание.[34]
В это же время он призывал обратить внимание на положение культуры,
его беспокоила стремительная деградация русского общества. Шульгин
писал, что в революционные времена ненависть к прошлому заставляет новых
лидеров поносить в прошлом всё, в том числе собственную историю и
культуру, поэтому русской культуре, по мнению Шульгина, грозила
серьёзная опасность.[30]
Известно, что в день завершения совещания Шульгин поехал на извозчике в подмосковное имение В. А. Маклакова.
Цель поездки, с учётом того, что дорога в оба конца из Москвы занимала
пять часов, а сам Шульгин только виделся с Маклаковым в ходе Совещания,
должна быть важной. Однако ни в каких воспоминаниях и книгах Шульгина
нет даже упоминания об этой поездке и её целях. Возможно, свет на цели
поездки пролил мемуар А. В. Тырковой,
которая записала о разговоре, состоявшемся между ней и Маклаковым в
июне 1950 года. Маклаков рассказал, что сразу по окончанию
Государственного совещания Л. Г. Корнилов
собрал ряд общественных деятелей («человек 15»), среди которых кроме
самого Маклакова присутствовали «Милюков, Родзянко, Шульгин», и
спрашивал поддержат ли они его в случае, если он попытается свергнуть
Временное правительство. Собравшиеся такую поддержку обещали. Если эти
сведения верны, то получается, что Шульгин был знаком с планами
корниловского выступления непосредственно от самого Корнилова и
поддержал их.[35]
Приход большевиков к власти
В ноябре 1917 года Шульгин прибыл в Новочеркасск и под № 29 записался военнослужащим в «Алексеевскую организацию». Шульгин намеревался начать выпуск газеты «Киевлянин», закрытой властями УНР, на территории Дона, но войсковые атаманы просили повременить с этим, так как из-за колебаний казаков прямолинейность политического курса «Киевлянина» могла только навредить. Генерал М. В. Алексеевговорил Шульгину: «Я прошу вас и приказываю вернуться в Киев и держать
„Киевлянин“ до последней возможности… и — присылайте нам офицеров».
Шульгин уехал в Киев[4].
Выборы депутатов во Всероссийское Учредительное собрание должны были
пройти в Малороссии 26—28 ноября (9—11 декабря). Внепартийный блок
русских избирателей во главе с Шульгиным пошёл на выборы с прежними
лозунгами, добавив требование «прекращения социалистических опытов». В
этот раз борьба была нелёгкой и неравной — во время попытки большевиков
захватить власть в Киеве сначала Центральная рада, а затем Совет рабочих и солдатских депутатов реквизировали
типографию «Киевлянина». Блок Шульгина (Список № 8) остался без
возможности вести предвыборную борьбу. Издание газеты смогли возобновить
только 18 ноября (1 декабря) 1917 года.
Но и в этих условиях блок Шульгина по Киеву смог получить второй
результат — за него проголосовало 36 268 человек (20,5 % голосов, тогда
как за социалистов всех оттенков — 25,6%, за большевиков — 16,8%).
Однако по всему Киевскому избирательному округу
блок набрал всего лишь 48 758 голосов (социалисты — более миллиона,
большевики — 90 тысяч). В Учредительное собрание блок Шульгина не
прошёл.[36]
Захват власти на Украине Центральной радой Шульгин назвал «украинской
оккупацией…» края, «преддверием оккупации австрийской». Тогда же прошли
выборы в Украинское Учредительное собрание,
которое так никогда и не было созвано. Блок Шульгина шёл на выборы,
чтобы заявить, кроме упомянутых выше лозунгов, что «русские люди…
останутся верными России до конца». Интерес избирателей был ниже, чем к
всероссийским выборам. Блоку Шульгина, который выдвинул своих кандидатов
во всех малороссийских губерниях и городе Киеве, удалось достичь
крупной победы — на киевских выборах блок опередил как самих украинцев,
так и большевиков, а Шульгин стал единственным представителем от города
Киева, избранным в Украинское Учредительное собрание.
После занятия Киева советскими отрядами М. А. Муравьёва в январе 1918 года Шульгин был арестован, но перед уходом большевиков из Киева освобождён. Впоследствии, на допросе в Лубянке, он объяснил своё освобождение так: «У меня создалось впечатление, что к моему освобождению имел отношение Пятаков»[К 8]. Исследователи полагали, что заслуга в освобождении принадлежала городской думе[4]
— «некто Гинзбург, гласный городской Думы» и адвокат Соломон
Ахманицкий, левый эсер, организовавший псевдо-«трибунал» из
адвокатов-евреев, «решениями» которого освобождали арестованных; и
обращали внимание, что освободителями антисемита-Шульгина стали киевские
евреи.[37]
Комментариев нет:
Отправить комментарий