-
Господи избавь Небесную родину от народного избранника, который станет
диктатором. – Напомню, Небесная ССР жила предстоящими выборами в Верховный
Совет. – Не позволяй Сатане, который подстрекает народ на демократический
самосуд, искушать неразумных чад твоих. Ибо устами Сына Твоего – Христа,
сказано в Писании: «Не спрашивай у матери, кого из сыновей она отдаст на
заклание – праведника или грешника – оба любы ей. Собой, а не детьми,
пожертвует она». Приписал он Христу слова, которые тот не говорил, но Иван
Иванович свято верил, что должен был сказать или еще скажет?
Россия – Матушка пережила не одну братоубийственную войну. Не подвергай ее, Господи, новым испытаниям, ибо вместе с ней – Россией – погибнут все дети Твои, живущие на Земле в пожаре атомной войны.
Останови Сына Твоего – Христа, который спешно собирается в путь, чтобы вершить суд праведный над людьми. Не торопись назначать дату Страшного Суда. Господи, вразуми этого безумца – Ленина, который задумал новую революцию.
Неразумные чада Твои поймут, что обе руки, как правая, так и левая, даны им не для междоусобной брани, а совместной работы на благо Отчизны. Нельзя по советам знахарей, называющих себя демократами, оттяпать топором ту из них, что покрылась коростой - отрубленная рука будет болеть фантомной болью во сто крат сильнее, чем прежде. Такими уж ты нас сотворил, Господи!
Вразуми их, что топором не вылечить болезнь, когда болен весь организм. И не рука повинна в болезни той, а самое естество человека – его душа и кровь.
Просвети, Господи, неразумных чад Твоих, что если не лечить саму болезнь, то короста перекинется с больной руки на здоровую и струпьями покроется все тело. И тогда уже никакой мундир генералиссимуса не скроет от глаз людских гноящиеся язвы на теле.
Если же я ошибся в диагнозе и это вовсе не короста, а раковая опухоль, где промедление смерти подобно, укажи, Господи, какую руку рубить: правую или левую? Ибо на обоих струпья и обе болят, Господи! Но не словами укажи, Господи, ибо левое стало правым, кривда – правдой, грешник – святым, а святой – грешником, а протяни длань свою и возьми за здоровую руку, и отведи в операционную, чтобы не топором палача, без наркоза, рубить по живому, а скальпелем хирурга, ампутировать больную, спасая тем самым жизнь России – Матушки. И не доверяй хирургам со званиями и без, а тряхни стариной, Господи, и Сам встань за операционный стол, на котором Ты когда-то сотворил первого Адама из праха земного и Своим дыханием даровал ему жизнь вечную в саду райском. Ибо на столе том заходится криком не грешница, а святая – Россия – Матушка – Русь Великая и Малая, и Белая и Киевская – Моя Святая Русь; империя Российская, поражавшая заезжих чужеземцев тучными полями, лесами, да реками великими, морозами трескучими, да людьми гостеприимными, которую недоучившийся студент, по совету германца Маркса, превратил в нищею, босую, голодную, вечно пьяную, одетую в импортные обноски, разграбленную и разоренную, испоганенную, нищую Страну Советов, готовую разродиться Зверем, который низвергнет мир в Гиену Огненную.
Я не смею, Господи, вымаливать прощения за свои грехи, а буду смиренно ждать Твоего Суда, смиренно неся свой постриг на Стеле Памяти. Моими устами взывает к Тебе, Господи, без малого 300 000 миллионов заблудших Чад твоих – граждан моей Родины – СССР и миллионы невинно убиенных душ, погибших в страшных муках безвинными.
Господи, не оставь в беде! Позволь недостойным, отвергнувшим Тебя и возлюбившим Антихриста, стать паствой Твоей, Господи, и вернуться в лоно Твое, Господи! Спаси и защити, Господи, не меня – грешного, а народ, избранный Богородицей, покровительствующей Руси – Святой. Избавь от лукавого спутника моего – звездного Странника и не позволь ему ввести во искушение невинных чад Твоих.
На милость Твою уповаю, Господи! Сними грех с души моей. Позволь, если не кровью, то хоть трудом тяжким во имя Твое, искупить вину. Нет, не свою, а народа моего, который по наущению Сатаны называл именем Твоим, то Ленина, то Сталина, - молился Иван Иванович не перед иконой, а… портретом Ильича, который поставил вновь на мольберт.
Ему показалось, что портрет ответил ему картавым голосом Ильича:
- Господи, - молился Владимир Ильич перед своим памятником, - дай сил взойти на Голгофу и не единожды, как Сын Твой – Христос, а быть распятым после смерти бессчетное число раз, ибо не Его -Христа - лик украшает храмы, а мои портреты. Путь осмеют меня, Господи, как осмеяли Сыны твоего – Христа: «Разрушающий храм и 70 лет созидающий его, спаси самого себя, если ты Сын Божий – сойди с постамента.» В руки Твои передаю дух свой, Господи.
Господи, если это угодно Тебе, пусть во спасение души своей отречется от имени моего, верящий в меня. А тот, кто нарек себя зрячим, и, думая, что знает дорогу, ведет за собой слепцов, пусть проклянет мое имя в веках, память обо мне, дабы глухие услышали, а слепые – увидели, а неразумные познали Твою простую истину, что Любовь – это – Бог, а Бог – это Любовь и не Ты, Господи, творишь Человека, а Человек творит Тебя Господи, чтобы стать Избранным Сыном Твоим, как Христос, ибо все мы внуки твои, Господи...
Россия – Матушка пережила не одну братоубийственную войну. Не подвергай ее, Господи, новым испытаниям, ибо вместе с ней – Россией – погибнут все дети Твои, живущие на Земле в пожаре атомной войны.
Останови Сына Твоего – Христа, который спешно собирается в путь, чтобы вершить суд праведный над людьми. Не торопись назначать дату Страшного Суда. Господи, вразуми этого безумца – Ленина, который задумал новую революцию.
Неразумные чада Твои поймут, что обе руки, как правая, так и левая, даны им не для междоусобной брани, а совместной работы на благо Отчизны. Нельзя по советам знахарей, называющих себя демократами, оттяпать топором ту из них, что покрылась коростой - отрубленная рука будет болеть фантомной болью во сто крат сильнее, чем прежде. Такими уж ты нас сотворил, Господи!
Вразуми их, что топором не вылечить болезнь, когда болен весь организм. И не рука повинна в болезни той, а самое естество человека – его душа и кровь.
Просвети, Господи, неразумных чад Твоих, что если не лечить саму болезнь, то короста перекинется с больной руки на здоровую и струпьями покроется все тело. И тогда уже никакой мундир генералиссимуса не скроет от глаз людских гноящиеся язвы на теле.
Если же я ошибся в диагнозе и это вовсе не короста, а раковая опухоль, где промедление смерти подобно, укажи, Господи, какую руку рубить: правую или левую? Ибо на обоих струпья и обе болят, Господи! Но не словами укажи, Господи, ибо левое стало правым, кривда – правдой, грешник – святым, а святой – грешником, а протяни длань свою и возьми за здоровую руку, и отведи в операционную, чтобы не топором палача, без наркоза, рубить по живому, а скальпелем хирурга, ампутировать больную, спасая тем самым жизнь России – Матушки. И не доверяй хирургам со званиями и без, а тряхни стариной, Господи, и Сам встань за операционный стол, на котором Ты когда-то сотворил первого Адама из праха земного и Своим дыханием даровал ему жизнь вечную в саду райском. Ибо на столе том заходится криком не грешница, а святая – Россия – Матушка – Русь Великая и Малая, и Белая и Киевская – Моя Святая Русь; империя Российская, поражавшая заезжих чужеземцев тучными полями, лесами, да реками великими, морозами трескучими, да людьми гостеприимными, которую недоучившийся студент, по совету германца Маркса, превратил в нищею, босую, голодную, вечно пьяную, одетую в импортные обноски, разграбленную и разоренную, испоганенную, нищую Страну Советов, готовую разродиться Зверем, который низвергнет мир в Гиену Огненную.
Я не смею, Господи, вымаливать прощения за свои грехи, а буду смиренно ждать Твоего Суда, смиренно неся свой постриг на Стеле Памяти. Моими устами взывает к Тебе, Господи, без малого 300 000 миллионов заблудших Чад твоих – граждан моей Родины – СССР и миллионы невинно убиенных душ, погибших в страшных муках безвинными.
Господи, не оставь в беде! Позволь недостойным, отвергнувшим Тебя и возлюбившим Антихриста, стать паствой Твоей, Господи, и вернуться в лоно Твое, Господи! Спаси и защити, Господи, не меня – грешного, а народ, избранный Богородицей, покровительствующей Руси – Святой. Избавь от лукавого спутника моего – звездного Странника и не позволь ему ввести во искушение невинных чад Твоих.
На милость Твою уповаю, Господи! Сними грех с души моей. Позволь, если не кровью, то хоть трудом тяжким во имя Твое, искупить вину. Нет, не свою, а народа моего, который по наущению Сатаны называл именем Твоим, то Ленина, то Сталина, - молился Иван Иванович не перед иконой, а… портретом Ильича, который поставил вновь на мольберт.
Ему показалось, что портрет ответил ему картавым голосом Ильича:
- Господи, - молился Владимир Ильич перед своим памятником, - дай сил взойти на Голгофу и не единожды, как Сын Твой – Христос, а быть распятым после смерти бессчетное число раз, ибо не Его -Христа - лик украшает храмы, а мои портреты. Путь осмеют меня, Господи, как осмеяли Сыны твоего – Христа: «Разрушающий храм и 70 лет созидающий его, спаси самого себя, если ты Сын Божий – сойди с постамента.» В руки Твои передаю дух свой, Господи.
Господи, если это угодно Тебе, пусть во спасение души своей отречется от имени моего, верящий в меня. А тот, кто нарек себя зрячим, и, думая, что знает дорогу, ведет за собой слепцов, пусть проклянет мое имя в веках, память обо мне, дабы глухие услышали, а слепые – увидели, а неразумные познали Твою простую истину, что Любовь – это – Бог, а Бог – это Любовь и не Ты, Господи, творишь Человека, а Человек творит Тебя Господи, чтобы стать Избранным Сыном Твоим, как Христос, ибо все мы внуки твои, Господи...
У Сергея перехватило дыхание. Он закричал то ли от бога, то ли от
восторга и затих – остановилось сердце. Карина испуганно глянула на
Сергея. Она не верила в то, что он умер – первый, кто умер у нее на
глазах. Пытаясь услышать биение сердца, положила голову ему на грудь.
Сергей не дышал. Карина торопливо сжала его запястье своими пухленькими
короткими пальчиками – искала и не находила его пульс. Сергей умер.
- Нет!!! – истошно завопила она, словно потеряла любимого. – Доктор! – и выскочила в коридор, крича, что было мочи: - Доктор, скорее!
Ледяной душ привел Сергея в чувство. Он привычно, одним рывком, вскочил на ноги, успев за это время придумать план мести: догнать проказницу, повалить на песок и поцеловать, наконец – то, свою любимую в губы. Мельком он глянул на окровавленное тело, лежащее на кровати. Ему было безразлично, что это его тело. Не оглядываясь, он побежал вдогонку за любимой, которая уже успела по пояс зайти в воду. Пока бежал, Сергей успел передумать и, вспомнив, как поступают в подобных ситуациях настоящие мужчины в кинофильмах, которые он посмотрел во время своего краткого отпуска в видеосалоне райкома комсомола, придумал новый план: догоняет любимую и берет ее на руки. Она обнимает его руками за шею и доверчиво прижимается к его груди. Заходит с ней на руках поглубже в воду и, слившись в поцелуе в единое целое, погружается вместе с ней в воду… Вот визга – то будет, когда они вынырнут на середине реки, куда снесет их быстрое течение.
Так и хочется воскликнуть: «Эх, Сергей, Сергей!.. Молодо – зелено! Сколько раз в детстве на городском пляже ты слышал предупреждение спасателя, который кричал вам – детворе - охрипшим голосом: «Шалости на воде до добра не доводят!» Тем более, не стоит шалить в реке скорби – Ахерон, которая отделяет царство мертвых от царства живых. Да еще в обнимку со Смертью, как звали избранницу Сергея».
Едва Сергей вступил в воду, как судорога свела ногу, а тело словно бы одеревенело от холода. Он с удивлением оглянулся и увидел, как его белый ангел – хранитель в лице медсестры – практикантки Карины прильнул к его окровавленным губам и делает ему искусственное дыхание рот в рот, как учили ее в медучилище. «Зачем? Не надо! Я нашел свою любимую. Нам хорошо будет вместе – я уверен» - просил он Карину, но она не слышала его. Карина на миг оторвалась от губ Сергея, чтобы набрать побольше воздуха и продолжить искусственное дыхание.
В это время сильное течение сбило Сергея с ног и потащило на стремнину. Сергей был неплохим пловцом, но сейчас, быстро выбившись из сил, беспорядочно сучил по воде ногами, словно новичок, который не умеет плавать. Сергей, загребая одной рукой, второй прижимал к себе смерть, доверчиво, как он и хотел, прильнувшей к его груди, но их все дальше и дальше сносил течение на середину реки, откуда уже нет возврата. Любимая Сергея вместо того, чтобы помочь ему, повисла камнем у Сергея на шее, мешая ему грести. То и дело они погружались вместе с ней с головой в воду.
Сергей неожиданно раздраженно подумал о своей возлюбленной: «Господи, какая же она тяжелая и холодная!»
Капельки пота текли по лицу Карины, но она продолжала делать Сергею искусственное дыхание, пытаясь вернуть его к жизни. Сергей попытался освободиться от цепких объятий своей любимой, так и не догадавшись о том, кто она. Страх, как показалось Сергею, удесятерил силы девушки, и она судорожно сжимает ему шею, боясь утонуть, не подозревая, что душит его. Ее длинные распущенные волосы, точно живые, лезут ему в глаза, забивают рот. Сергей задыхается. Ему не хватает воздуха… Наконец – то до него дошло, что он умирает.
«Вот и все – конец! - Без страха и сожаления, как о чем – то неважном, что не касалось его самого, совершенно спокойно подумал Сергей. В душе не жалость к себе, а – обида. Обида на самого себя. На то, что как-то не так закончилась его жизнь. Его и его любимой, которую он встретил перед смертью. Но крохотный лучик надежды мелькает в его голове: - Надо разжать ей – девушке по имени Смерть – руки и оттолкнуть ее от себя. Течение сильное и ее быстро выбросит на берег, главное подтолкнуть ее к берегу со всей силы, - продумывает Сергей план спасения, но не для себя, а своей любимой».
Эх, Сергей, Сергей, ты и со Смертью ведешь себя по джентельменски: «Сам – погибай, а товарища – выручай!», как учила тебя бабушка, улица, пионерская и комсомольская организация, и на практике продемонстрировал Афган а позже Спитак, Баку. Сергею в голову никогда не приходило, что по этому правилу живут герои, а не простые смертные. Но Сергей и был героем. Последним героем нашего застойного времени. Эти слова вошли в его естество и по другому просто жить не умел. Он мог легко уклониться от бутылки с коктейлем молотова, которую бросил в его сторону какой –то азербайджанский парнишка. Но он прикрывал отход беженцев. Пока бутылка летела в его сторону, он успел оглянуться. Увидел женщину с ребенком, которого она подсаживала в автобус, и понял, что бутылка разобьется у нее в ногах. Может вспыхнуть автобус, полный беженцев, и смело шагнул вперед – в бессмертие или… забвение, ведь сегодня все, кому не лень, поносят Советский Союз, а его защитников называют оккупантами, а то и того хуже - фашистами. Но по - другому Сергей жить не мог.
Он не знал, что его возлюбленная исповедует другие принципы. Он выкручивал ей руки, оттаскивал от себя за волосы, вспоминая плакаты о том, как спасть утопающих, пытался оттолкнуть, но все напрасно – Смерть вцепилась в него мертвой хваткой. Тело Сергея уже не чувствовало леденящего холода воды. В конце концов он перестал сопротивляться.
И тут Сергей почувствовал, как губы его любимой прикоснулись к его губам в прощальном поцелуе Смерти. Сергей с открыл глаза и с благодарностью посмотрел на свою любимую и ответил на ее поцелуй, вкладывая в него всю свою юношескую нерастраченную любовь, не замечая того, что ее прелестные пальчики с ухоженными ногтями раздирают ему кожу на спине не в предсмертной судороге, а любовном экстазе.
«Красивая смерть – умереть, слившись в поцелуе с любимой! - успел подумать Сергей перед смертью. – Как в кино!» Господи, какие же глупости лезут в голову человеку, воспитанному на «высокой» классике контрабандного видеопроката районного масштаба, в последние минуты жизни! Так и хочется крикнуть вместе с Кариной, спасавшей его:
- Не умирай, я прошу тебя! – и поняв, что ее искусственное дыхание не может вернуть Сергея к жизни, упала ему на грудь и по детски разрыдалась, причитая на азербайджанском.
Смерть жадно впилась в губы Сергея. Ее тело трепетало от страсти. Сергей почувствовал, как нечто бесплотное, что и было его естеством, - его душа – покидает бренное тело. Впервые в жизни ему по – настоящему стало страшно. В последнюю минуту жизни он с ужасом понимает, что не Карине – своему ангелу – хранителю, ниспосланному ему Богом, чтобы облегчить ему боль и страдания, он отдал свою любовь и душу, а неразборчивой потаскушке – Смерти. Собрав волю в кулак, он, что было силы, отталкивает свою возлюбленную, которая в одночасье стала ему постылой, от себя и орет, как ему кажется во всю глотку, а на самом деле чуть слышношевелит губами:
- Не-е-е-т! – и затихает без сил.
Смерть, утолившая первое чувство голода, блаженствовала. Ее объятья ослабли и Сергей с трудом, но вырвался из них с помощью Карины, молившей о его спасении Аллаха. Смерть удивлена, обижена и возмущена: «Ах, какой неблагодарный мальчишка!» - возмущается она. В ее голове не укладывается, как мог этот нецелованный мальченка, желторотый птенец, с которым она затеяла любовную игру, чтобы облегчить ему минуту расставания с жизнью, отплатил ей за ее неземные ласки черной неблагодарностью. Подобного коварства со стороны любимого не простит ни одна женщина, тем более такая, как смерть.
Я уже писал о том, что Сергей был первым больным, который умирал на руках Карины. Даже ей – неопытной медсестры – практикантки, были видны признаки агонии. Как почти что медик, она понимала это, а, как человек, отказывалась принимать. Понимая всю бесполезность своего занятия, он продолжала делать Сергею искусственное дыхание рот в рот и ее слезы смешивались с солоноватой на вкус кровью Сергея, которая текла из его обожженных растрескавшихся губ.
Смерть напомнила им обоим о своем присутствии:
- Он – мой, - лениво, как непреложный факт, сказала она.
Карина, не отрывая своих губ от губ Сергея, мысленно возразила ей:
- Не отдам! Он – Сергей – герой! Спас детей, которых эвакуировали из детского садика.
- Любишь? – сочувственно спросила у Карины Смерть.
Карина не знала, как ответить Смерти на ее вопрос. Нет, она не любила Сергея – однозначно. Человека с ожогами первой и второй степени, покрывавшими чуть ли не половину тела; человека, который третьи сутки скрипит зубами от боли, можно лишь пожалеть, а не полюбить. Но третьи сутки Карина по своей инициативе не отходит от его кровати и молит Аллаха о спасении Сергея. На нее уже стали коситься, зная, от нее же, что она любит Зураба – одногрупника и на каникулах он собирался просить ее руки у родителей Карины. Но вот уже неделю, как он не приходит в общежитие. Где он? Что с ним? Никто не знал. По глупости, Карина, зная, что этого нельзя делать, загадала: если этот русский парень – Сергей – выживет, найдется и ее Зураб. Пусть он будет обожжен так же, как и Сергей, но она будет любить его до своего последнего вздоха, как предписывает Коран.
И вот Сергей умирал у нее на руках. И вместе с ним умирала и надежда. Оплакивая Сергея, она оплакивала на самом деле Зураба и себя, свою, такую скоротечную любовь, так как была беременна, о чем даже не успела сказать своему любимому, который, она уверенна, остался бы с ней рядом, а не поехал на этот проклятый митинг в Баку, после которого начались армянские погромы.
Не догадываясь об истинных мотивах Карины, которые она проявляла к судьбе Сергея, Смерть попыталась отговорить ее:
- Посмотри на него! Зачем он тебе нужен? Кому он вообще, кроме меня, нужен ТАКОЙ. Даже если ты чудом спасешь его, он все равно мертв. Он – не жилец на этом свете, так как его душа уже на Небесах. А твой Зураб…
О том что с ее Зурабом, Карина не успела узнать от Смерти, так как в палату в сопровождении врачей вбежал заведующий ожогового отделения военного госпиталя. Увидев, что Карина делает Сергею искусственное дыхание, он крикнул с порога:
- Дефибриллятор! Быстро! В сердце два кубика… - Грубо оттолкнув Карину, он все ж таки буркнул ей: - Молодец!
Разбив от падения коленки, Карина по детски расплакалась. Шприц в ее руках дрожал. Она тыкала толстенной иглой в ампулу, не попадая в нее. Она не представляла как это: делать укол в сердце? Они это еще не проходили! Заведующий отобрал у нее шприц. Поменял иглу на большую, и сам сделал укол.
- Прекрати хныкать! – прикрикнул он на Карину. – Медсестра называется!
Размазывая слезы по лицу рукавом халата, Карина, всхлипывая, сказала:
- Я еще не медсестра. Я – на практике. – И дала волю чувствам: - Доктор, миленький, спасите его!
- Вон!!! – гаркнул заведующий и приказал дежурному врачу: - Разряд!
Карина отошла от кровати Сергея, но из палаты не ушла, а устроилась в уголке, тихонько скулила, с ужасом наблюдая за тем, как от электрического разряда дугой выгибается тело Сергея.
Какое – то чужое инородное тело металось в груди Сергея, пытаясь вырваться на волю. Это металась его душа, вернее та ее часть, которая не досталась Смерти. И не душа вовсе, а какой - то ее жалкий ошметок, который Смерть оставила себе на закуску. Этот огрызок души Сергея метался в его грудной клетке, пытаясь вырваться на свободу, чтобы слиться с той частью его души, который забрала Смерть, с тем, что было стержнем души Сергея Ивановича Иванова – старшего лейтенанта ВДВ, 1968 года рождения, русского, члена ВЛКСМ, награжденного орденом Красной Звезды за мужество, проявленное во время боевых действий в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
Сергей слышит властный зов Смерти:
- Иди ко мне! Покорись своей судьбе! – это был голос его любимой, его избранницы, которую он выбрал по собственной воле в Афгане.
- Иду-у!.. – отвечает ей Сергей. Ему хочется к своей возлюбленной – Смерти, но разряд следует за разрядом. Тело подбрасывает на кровати, но сердце отказывается биться.
Врач вытирает марлевой повязкой вспотевший лоб и вопросительно смотрит на заведующего. К кровати подходит Карина. Она совершенно спокойна. Глаза ее сухи. Она поняла, что если спасут Сергея, Смерть в обмен за него заберет с собой Зураба. Не поднимая глаз, просит заведующего:
- Не мучайте его, доктор. Разве вы не видите, что он не хочет жить? Дайте ему спокойно умереть, пожалуйста!
Заведующий лучше, чем Карина, понимает всю тщетность попыток спасти Сергея. Он пускает глаза, давая понять дежурному врачу, чтобы тот отключил дефибриллятор и направляется к выходу, бросив на ходу:
- Оформите необходимые документы.
Карина склоняется над бездыханным телом Сергея и целует его.
- Прощай… - И неожиданно для всех добавляет: - … любимый, - прощаясь одновременно и с незнакомым ей Сергеем и с Зурабом, в смерть которого она не хотела верить, хотя ей говорили об этом еще три дня тому назад.
Заведующий удивленно останавливается на пороге и спрашивает у лечащего врача Сергея:
- Это ее знакомый?
Врач пожимает плечами.
- Откуда я знаю? Говорила, что у нее есть жених. Третьи сутки не отходит от его кровати.
- Но, ведь, он – русский! – возмущается уже не молодая медсестра.
Заведующий – старый еврей, с осуждением замечает:
- Дожили!
Карина не слышит осуждающего шепота за спиной. Точно безумная она гладит Сергея по руке и разговаривает с ним, как с живым. Вернее, не с ним, а… Зурабом, как будто Сергей стал проводником между царством мертвых и живых.
Скрюченные пальцы Смерти хищно тянутся к Сергею. Он протягивает свою руку. На мгновение их пальцы соприкасаются. Сергей уже не чувствует обжигающего могильного холода Смерти.
- Твоя взяла, - говорит ей Сергей. - Я – твой!
И тут, откуда – то из – поднебесья слышится знакомый голос Карины: «Любимый!» Сергей видит ее лицо сквозь толщу воды реки Забвения, на дно которой утащила его Смерть. Черты лица Карины сквозь воду видны нечетко, они размыты и оттого, по правде говоря, не совсем уж красавица Карина, кажется Сергею настоящим ангелом – его ангелом – хранителем.
Смерть была уверена в том, что отшила Карину, и ее признание в любви Сергею застало Смерть врасплох. Сергей рванулся навстречу к своему ангелу – хранителю. Смерти надоела эта морока с двумя влюбленными «голубками», один из которых, правда, был больше похож на общипанную ошпаренную кипятком курицу. Она разозлилась не на шутку. «Сколько мороки из за этой несносной девчонки!» - возмутилась она и решила по своему проучить Карину. По – женски придирчиво оглядела свою соперницу: брови слишком густые и неухоженные, над губой заметный пушок, который с возрастом обещает превратится в «премиленькие» усики, простые грубоватые черты лица… В ней – Карине – не было того шарма, который ценят в женщинах истинные знатоки женской красоты, того шарма, которого было в избытке у нее – Смерти. Дешевенькие серебряные сережки, такая же цепочка на шее. «Простушка, гадкий утенок!» - пришла она к неутешительному для Карины выводу, забыв о том, что из гадкого утенка вырастает прекрасный лебедь. Уверенная на все 100% в своей победе, она предложил Сергею:
- Выбирай! – предложила она.
Душа Сергея потянулась к Карине.
- Вот даже как?! – с сарказмом заметила Смерть, чье женское самолюбие задел Сергей. – Ну что ж… - начала она, продумывая план мести. – Он – твой! – сказала она Карине. Но, запомни, настанет день, когда ты будешь молить меня о том, чтобы я забрала тебя на небеса к твоему Зурабу. В душе твоего избранника – Сергея, из за которого ты так убиваешься, сплошная боль и незажившая рана, полученная в Афгане. Лучше бы так по Зурабу убивалась, от которого ты ждешь ребенка. Сергей никогда не простит тебе того, что ты вымолила его у меня – Смерти и заставила жить. – Не дожидаясь очевидного вопроса Карины, она сказала: - Страдать, а не жить! За десять лет войны в Афгане, я ходила под венец не с одним безусым мальчишкой и, как никто другой, узнала этих не целованных пацанов. Они – не жильцы на белом свете. Все они, прошедшие Афган, отмеченные моим поцелуем, повенчаны со мной – Смертью и только я могу дать их, опаленным войной душам, желанное для них забвение. А теперь, если не передумала, забирай его – Сергея – вместо Зураба. Уж он то – Зураб – мой навеки! – сказала Смерть и зловеще захохотала, разжав свои железные объятья.
Сергей увидел, как неземной дьявольский огонь, пылавший до того в глазах Смерти, угас и они стали пустыми, рыбьими. Смерть же лениво потянулась, сладко зевнула и, расслабившись, поплыла по течению реки забвения, которые премудрые греки нарекли Ахероном, а на Святой Руси река та испокон – веков звалась рекой Лето. Она неплохо поработала, собрав только в Сумгаите, во время армянских погромов, неплохую жатву. Но впереди Баку… Будущее не было для нее тайной, поэтому ей ни сколько не было жаль отпускать из своих цепких объятий Сергея. «Пусть живет! - решила она. – Любопытно будет понаблюдать за ним», - утешила она и зловеще захохотала, подарив жизнь Сергею. Уж ей – то в отличие от Карины, было понятно, что для Сергея лучше было умереть героем, чем жить Квазимодо. Но такова была месть Смерти. Она хоть и Смерть, но позволяла иногда себе простые женские слабости – месть удачной сопернице, которой выпала непростая доля любить Квазимодо.
Несут воды реки Скорби Сергея. К какому берегу, они прибьют его душу? Этого не знает никто, даже вездесущая Смерть, которая больше не властна над его душой. Он теперь сам волен выбирать: жить ему или умирать? Что выберет Сергей? Сердце его едва бьется. Благодаря молитвам Карины, в его душе чуть тлеет крохотный уголек, готовый в любое мгновение взорваться сверхновой, которая в доли секунды сожжет своим все испепеляющим огнем вселенную, имя которой – Человек.
Помолиться бы во спасение души раба Божьего Сергея, сожженного не по вердикту Высшего Суда в Гиене Огненной, а в райском месте с многозначительным названием Черный сад, которое стало символом и предтечей новой гражданской войны.
Любимый Карины – отец ее будущего ребенка – Зураб с трехцветным значком в виде флажка на лацкане пиджака, опьяненный воздухом свободы и нарождающейся демократии, выкрикивая лозунг: «Свободный Азербайджан или смерть!», встал на пути некогда горячо любимой Советской армии с бутылкой из – под «Боржоми», куда вместо живительной влаги налил неудобоваримый «коктейль Молотова», изготовленный из отвратительнейшего бензина марки АИ – 72 по отечественной технологии.
Помолиться бы за упокой души Зураба, которому уже не суждено служить ни в оккупационной, ни в национальной армии, так как после того, как он метнул в автобус с детьми бутылку с зажигательной смесью,а ее полет в цель прервал Сергей, его товарищ не целясь, от бедра, выпустил в грудь Зураба половину автоматного рожка.
Но они называли Бога разными именами, не зная, что Бог един, но у него много имен, чтобы каждый народ называл его своим любимым Боженькой. И не мне,и не Народному Суду судить их и решать кто из них герой, а кто террорист, кто патриот, а кто оккупант? И не нам решать, кто из них прав, а кто – виноват, во имя какой цели – братского Союза республик – сестер или суверенного Азербайджана, Армении, Грузии, Молдовы, Латвии, Литвы, Эстонии, Украины… умирать – свято,а во имя какой – греховно?! И не Богу их судить, а – Времени. Время все расставит по своим местам, а историки назовут имена героев и имена преступников. И не известно еще, что наши потомки скажут о первом Президенте СССР – Горбачеве, о нем и будет мой дальнейший рассказ; неизвестно как назовут нас с вами и смутный период истории нашей Родины - СССР,именуемый Перестройкой. Пока дети окрестили нас – старшее поколение – совками. Что ж, поживем – увидим, кто совок, а кто метла, которая нас должна смести в мусорную корзину истории? Пока меня мучают извечные наши вопросы: «Кто виноват? Что делать? Как жить?..»
Не получается у меня молитва за упокой, но и за здравие, во спасение души, что – то не клеится! Да и как молиться, если я не одной молитвы не знаю? И потом, как молиться за спасение души Сергея, когда часть ее пребывает на небесах, а часть качается по волнам реки Забвение, не сделав еще окончательный выбор. Злые шутки у Смерти – лучшее, что было в душе Сергея она забрала себе, а тело, с ошметком души, за ненадобностью, отдала Карине.
Вот за нее – Карину - я готов молиться и денно, и ношно. Молиться близкому мне Христу и незнакомому, но почитаемому другими, Аллаху.
Дай ей сил, Господи, жить на белом свете! Дай ей сил, Господи, стать матерью! Помоги из сострадания отцу ее ребенка – Зурабу и Сергею, которому предстоит воспитать сына своего убийцы!
Та завещал, Господи: не убий! А они нарушили Твою заповедь. Нарушили не одну, а все. Вердикт Твоего Суда предрешен – виновны. Значит, к грешникам – туда – в Пекло?!
Господи, но, ведь, помыслы их были чисты! Как же так, Господи?! За что, Ты наказываешь неразумных чад Твоих?!
Судить одного за то, что он – прекрасный и одновременно страшный – в своем высоком душевном порыве ценою смерти брата шагнул в бессмертие, а другой до конца остался верен присяге, данной им Родине?! Судить за то, что вчера ставили памятники и за то, что будут ставить памятники завтра?!
Помоги разобраться в этом, Господи!
Если судить Сергея и Зураба, то и нас – старшее поколение – судить всем скопом. На нас – то, в том числе и на мне, грехов – то поболее, чем на этих мальчишках! Не мы ли раньше грешили в соответствии с Моральным Кодексом строителя коммунизма и Программой КПСС, а еще раньше – указаниями Отца всех народов тов. Сталина, имевшим силу Закона, а теперь вот грешим в точном соответствии с перестроечными постулатами и идеями национального возрождения называем своих отцов, павших смертью храбрых в Отечественную, защищая Родину, оккупантами?
Как же нам, Господи, вырваться из этого греховного порочного заколдованного круга, в котором мы бежим, подобно белке в колесе, думая, что шагаем семимильными шагами в счастливое будущее, не догадываясь, что стремительно бежим, ускоряя ход, по лестнице, ведущей вниз?
Научи, Господи! Я не верую в Тебя, а верую в Человека, в то, что Любовь – это Бог, а Бог – это – Любовь и не Ты, Господи, творишь Миры и населяешь их тварями земными и морскими, да человеком, а Человек силой своей любви творит мир, который дарит своей любимой. Не меня научи, а через меня научи других, верующих в Тебя.
Но укажи, Господи, в какой церкви священники говорят от Твоего имени? Много церквей у нас развелось точно по мановению волшебной палочки. На одну церковь претендуют одновременно два, а то и больше пастырей из – за чего в народе смута великая идет. И в Твоей парафии, Господи, как я погляжу, нет порядка, как и в нашей стране.
Как же нам – то – детям Твоим быть – то, Господи?! В какую церковь идти грехи замаливать? Какому священнику исповедаться? Я, например, исповедуюсь перед своей душой, которую унаследовал через предков от Адама – первого Человека, сотворенного Тобой по Своему Образу и Подобию, поэтому и называю Тебя на Ты, ведь я Твое чадо неразумное.
Прости меня, Господи, за мой заносчивый тон – не привык я вот так – запросто -беседовать с Тобой, вот и ерничаю чуть – чуть, самую малость, от волнения. Не ради хулы на Тебя пишу я эти строки. С недавних пор поселилась в моем сердце непрошеная гостья – тревога за судьбу страны и самого человека. Туда ли нас ведет очередной «кормчий» - Горбачев, туда ли он рулит штурвалом? Правильный ли мы путь выбрали, Господи? Выйдем ли мы на столбовую дорогу, которая ведет в счастливое далеко или опять собьемся и будем блуждать по бездорожью? Ведет ли эта перестроечная дорога к храму? Сомнения меня одолели, Господи!
Научи, Господи, как жить дальше? Подскажи, Господи, туда ли мы идем и то ли мы делаем?
…..По наитию или наущению свыше, Достоевский установил цену социальной справедливости и свободы в России в 100 миллионов человек. В 1917 году эта цена не напугала моего деда. В результате мы заплатили сполна. Но, как не было справедливости и свободы в России, так и нет до сей поры, хотя мы то усердно ломаем, то строим, то перестраиваем, а живем – хуже не куда – перед людьми стыдно! Почему так, Господи? Кому мы платим, Господи? Тебе ли мы поклоняемся или тому, кого называют Сатаной?
Не успели до конца раскопать скотомогильники с человеческими останками – жертвами сталинских массовых репрессий и предать их земле по христианскому обряду, а уже приходится копать новые могилы и оплакивать других. Будет ли этому когда – нибудь конец, Господи?! Почему Ты это допускаешь, Господи?
Человеческое сердце не способно вместить в себя этой вселенской скорби, только Твое, Господи. Неужели Ты не видишь сотни, тысячи, десятки тысяч новых вдов, новых сирот? Почему Ты не не положишь этому конец, Господи?
Один, ныне опальный, мудрец говорил, что смерть одного человека – это трагедия, а смерть миллионов – сухая статистика. Но я, Господи, не хочу быть простым статистом и наблюдать за тем, как, прикрываясь Твоим именем, Господи, в наши души вдалбливает свои ценности Сатана, поэтому и взялся писать Новое Откровение, чтобы предупредить людей об этом, и постараться увести от пропасти, на краю которой мы вновь оказались. Что поделаешь, Господи, таковы мы – Твои дети, которых Ты сотворил по Образу и Подобию Своему. В нашем сердце едва – едва хватает места для скорби по единокровным братьям и сестрам своим. Всех остальных оплакивать Тебе, Господи. Поэтому прими нашу боль, Господи. И Ты - Христос, и Ты – Мухаммед, раздели нашу боль с Отцом Нашим – Господом. И… попытайтесь понять нас – ваших неразумных чад. Понять и не судить, хотя бы этих двух мальчишек – Сергея и Зураба – чьи души забрала Смерть в уплату старого долга, на который наросли огромные проценты.
А ты, неведомый мне читатель, кем бы ты ни был – русским, украинцем, армянином, азербайджанцем…не важно какой ты национальности, какого вероисповедания главное, чтобы ты был человеком, вспомни, что заканчивается рождественский пост и помолись во спасение своей души и не забывай о простом совете, который дал Иоанн Златоуст: «Главное во время поста не есть друг друга!»
Тем, кто забыл с чего все начиналось:
… Это было в Сумгаите в 1988 году
Сумгаит стал в одном ряду с Харбердом, Билтисом, Ваном, Дэйр-эз-Зором....http://www.proza.ru/2014/10/16/1343
- Нет!!! – истошно завопила она, словно потеряла любимого. – Доктор! – и выскочила в коридор, крича, что было мочи: - Доктор, скорее!
Ледяной душ привел Сергея в чувство. Он привычно, одним рывком, вскочил на ноги, успев за это время придумать план мести: догнать проказницу, повалить на песок и поцеловать, наконец – то, свою любимую в губы. Мельком он глянул на окровавленное тело, лежащее на кровати. Ему было безразлично, что это его тело. Не оглядываясь, он побежал вдогонку за любимой, которая уже успела по пояс зайти в воду. Пока бежал, Сергей успел передумать и, вспомнив, как поступают в подобных ситуациях настоящие мужчины в кинофильмах, которые он посмотрел во время своего краткого отпуска в видеосалоне райкома комсомола, придумал новый план: догоняет любимую и берет ее на руки. Она обнимает его руками за шею и доверчиво прижимается к его груди. Заходит с ней на руках поглубже в воду и, слившись в поцелуе в единое целое, погружается вместе с ней в воду… Вот визга – то будет, когда они вынырнут на середине реки, куда снесет их быстрое течение.
Так и хочется воскликнуть: «Эх, Сергей, Сергей!.. Молодо – зелено! Сколько раз в детстве на городском пляже ты слышал предупреждение спасателя, который кричал вам – детворе - охрипшим голосом: «Шалости на воде до добра не доводят!» Тем более, не стоит шалить в реке скорби – Ахерон, которая отделяет царство мертвых от царства живых. Да еще в обнимку со Смертью, как звали избранницу Сергея».
Едва Сергей вступил в воду, как судорога свела ногу, а тело словно бы одеревенело от холода. Он с удивлением оглянулся и увидел, как его белый ангел – хранитель в лице медсестры – практикантки Карины прильнул к его окровавленным губам и делает ему искусственное дыхание рот в рот, как учили ее в медучилище. «Зачем? Не надо! Я нашел свою любимую. Нам хорошо будет вместе – я уверен» - просил он Карину, но она не слышала его. Карина на миг оторвалась от губ Сергея, чтобы набрать побольше воздуха и продолжить искусственное дыхание.
В это время сильное течение сбило Сергея с ног и потащило на стремнину. Сергей был неплохим пловцом, но сейчас, быстро выбившись из сил, беспорядочно сучил по воде ногами, словно новичок, который не умеет плавать. Сергей, загребая одной рукой, второй прижимал к себе смерть, доверчиво, как он и хотел, прильнувшей к его груди, но их все дальше и дальше сносил течение на середину реки, откуда уже нет возврата. Любимая Сергея вместо того, чтобы помочь ему, повисла камнем у Сергея на шее, мешая ему грести. То и дело они погружались вместе с ней с головой в воду.
Сергей неожиданно раздраженно подумал о своей возлюбленной: «Господи, какая же она тяжелая и холодная!»
Капельки пота текли по лицу Карины, но она продолжала делать Сергею искусственное дыхание, пытаясь вернуть его к жизни. Сергей попытался освободиться от цепких объятий своей любимой, так и не догадавшись о том, кто она. Страх, как показалось Сергею, удесятерил силы девушки, и она судорожно сжимает ему шею, боясь утонуть, не подозревая, что душит его. Ее длинные распущенные волосы, точно живые, лезут ему в глаза, забивают рот. Сергей задыхается. Ему не хватает воздуха… Наконец – то до него дошло, что он умирает.
«Вот и все – конец! - Без страха и сожаления, как о чем – то неважном, что не касалось его самого, совершенно спокойно подумал Сергей. В душе не жалость к себе, а – обида. Обида на самого себя. На то, что как-то не так закончилась его жизнь. Его и его любимой, которую он встретил перед смертью. Но крохотный лучик надежды мелькает в его голове: - Надо разжать ей – девушке по имени Смерть – руки и оттолкнуть ее от себя. Течение сильное и ее быстро выбросит на берег, главное подтолкнуть ее к берегу со всей силы, - продумывает Сергей план спасения, но не для себя, а своей любимой».
Эх, Сергей, Сергей, ты и со Смертью ведешь себя по джентельменски: «Сам – погибай, а товарища – выручай!», как учила тебя бабушка, улица, пионерская и комсомольская организация, и на практике продемонстрировал Афган а позже Спитак, Баку. Сергею в голову никогда не приходило, что по этому правилу живут герои, а не простые смертные. Но Сергей и был героем. Последним героем нашего застойного времени. Эти слова вошли в его естество и по другому просто жить не умел. Он мог легко уклониться от бутылки с коктейлем молотова, которую бросил в его сторону какой –то азербайджанский парнишка. Но он прикрывал отход беженцев. Пока бутылка летела в его сторону, он успел оглянуться. Увидел женщину с ребенком, которого она подсаживала в автобус, и понял, что бутылка разобьется у нее в ногах. Может вспыхнуть автобус, полный беженцев, и смело шагнул вперед – в бессмертие или… забвение, ведь сегодня все, кому не лень, поносят Советский Союз, а его защитников называют оккупантами, а то и того хуже - фашистами. Но по - другому Сергей жить не мог.
Он не знал, что его возлюбленная исповедует другие принципы. Он выкручивал ей руки, оттаскивал от себя за волосы, вспоминая плакаты о том, как спасть утопающих, пытался оттолкнуть, но все напрасно – Смерть вцепилась в него мертвой хваткой. Тело Сергея уже не чувствовало леденящего холода воды. В конце концов он перестал сопротивляться.
И тут Сергей почувствовал, как губы его любимой прикоснулись к его губам в прощальном поцелуе Смерти. Сергей с открыл глаза и с благодарностью посмотрел на свою любимую и ответил на ее поцелуй, вкладывая в него всю свою юношескую нерастраченную любовь, не замечая того, что ее прелестные пальчики с ухоженными ногтями раздирают ему кожу на спине не в предсмертной судороге, а любовном экстазе.
«Красивая смерть – умереть, слившись в поцелуе с любимой! - успел подумать Сергей перед смертью. – Как в кино!» Господи, какие же глупости лезут в голову человеку, воспитанному на «высокой» классике контрабандного видеопроката районного масштаба, в последние минуты жизни! Так и хочется крикнуть вместе с Кариной, спасавшей его:
- Не умирай, я прошу тебя! – и поняв, что ее искусственное дыхание не может вернуть Сергея к жизни, упала ему на грудь и по детски разрыдалась, причитая на азербайджанском.
Смерть жадно впилась в губы Сергея. Ее тело трепетало от страсти. Сергей почувствовал, как нечто бесплотное, что и было его естеством, - его душа – покидает бренное тело. Впервые в жизни ему по – настоящему стало страшно. В последнюю минуту жизни он с ужасом понимает, что не Карине – своему ангелу – хранителю, ниспосланному ему Богом, чтобы облегчить ему боль и страдания, он отдал свою любовь и душу, а неразборчивой потаскушке – Смерти. Собрав волю в кулак, он, что было силы, отталкивает свою возлюбленную, которая в одночасье стала ему постылой, от себя и орет, как ему кажется во всю глотку, а на самом деле чуть слышношевелит губами:
- Не-е-е-т! – и затихает без сил.
Смерть, утолившая первое чувство голода, блаженствовала. Ее объятья ослабли и Сергей с трудом, но вырвался из них с помощью Карины, молившей о его спасении Аллаха. Смерть удивлена, обижена и возмущена: «Ах, какой неблагодарный мальчишка!» - возмущается она. В ее голове не укладывается, как мог этот нецелованный мальченка, желторотый птенец, с которым она затеяла любовную игру, чтобы облегчить ему минуту расставания с жизнью, отплатил ей за ее неземные ласки черной неблагодарностью. Подобного коварства со стороны любимого не простит ни одна женщина, тем более такая, как смерть.
Я уже писал о том, что Сергей был первым больным, который умирал на руках Карины. Даже ей – неопытной медсестры – практикантки, были видны признаки агонии. Как почти что медик, она понимала это, а, как человек, отказывалась принимать. Понимая всю бесполезность своего занятия, он продолжала делать Сергею искусственное дыхание рот в рот и ее слезы смешивались с солоноватой на вкус кровью Сергея, которая текла из его обожженных растрескавшихся губ.
Смерть напомнила им обоим о своем присутствии:
- Он – мой, - лениво, как непреложный факт, сказала она.
Карина, не отрывая своих губ от губ Сергея, мысленно возразила ей:
- Не отдам! Он – Сергей – герой! Спас детей, которых эвакуировали из детского садика.
- Любишь? – сочувственно спросила у Карины Смерть.
Карина не знала, как ответить Смерти на ее вопрос. Нет, она не любила Сергея – однозначно. Человека с ожогами первой и второй степени, покрывавшими чуть ли не половину тела; человека, который третьи сутки скрипит зубами от боли, можно лишь пожалеть, а не полюбить. Но третьи сутки Карина по своей инициативе не отходит от его кровати и молит Аллаха о спасении Сергея. На нее уже стали коситься, зная, от нее же, что она любит Зураба – одногрупника и на каникулах он собирался просить ее руки у родителей Карины. Но вот уже неделю, как он не приходит в общежитие. Где он? Что с ним? Никто не знал. По глупости, Карина, зная, что этого нельзя делать, загадала: если этот русский парень – Сергей – выживет, найдется и ее Зураб. Пусть он будет обожжен так же, как и Сергей, но она будет любить его до своего последнего вздоха, как предписывает Коран.
И вот Сергей умирал у нее на руках. И вместе с ним умирала и надежда. Оплакивая Сергея, она оплакивала на самом деле Зураба и себя, свою, такую скоротечную любовь, так как была беременна, о чем даже не успела сказать своему любимому, который, она уверенна, остался бы с ней рядом, а не поехал на этот проклятый митинг в Баку, после которого начались армянские погромы.
Не догадываясь об истинных мотивах Карины, которые она проявляла к судьбе Сергея, Смерть попыталась отговорить ее:
- Посмотри на него! Зачем он тебе нужен? Кому он вообще, кроме меня, нужен ТАКОЙ. Даже если ты чудом спасешь его, он все равно мертв. Он – не жилец на этом свете, так как его душа уже на Небесах. А твой Зураб…
О том что с ее Зурабом, Карина не успела узнать от Смерти, так как в палату в сопровождении врачей вбежал заведующий ожогового отделения военного госпиталя. Увидев, что Карина делает Сергею искусственное дыхание, он крикнул с порога:
- Дефибриллятор! Быстро! В сердце два кубика… - Грубо оттолкнув Карину, он все ж таки буркнул ей: - Молодец!
Разбив от падения коленки, Карина по детски расплакалась. Шприц в ее руках дрожал. Она тыкала толстенной иглой в ампулу, не попадая в нее. Она не представляла как это: делать укол в сердце? Они это еще не проходили! Заведующий отобрал у нее шприц. Поменял иглу на большую, и сам сделал укол.
- Прекрати хныкать! – прикрикнул он на Карину. – Медсестра называется!
Размазывая слезы по лицу рукавом халата, Карина, всхлипывая, сказала:
- Я еще не медсестра. Я – на практике. – И дала волю чувствам: - Доктор, миленький, спасите его!
- Вон!!! – гаркнул заведующий и приказал дежурному врачу: - Разряд!
Карина отошла от кровати Сергея, но из палаты не ушла, а устроилась в уголке, тихонько скулила, с ужасом наблюдая за тем, как от электрического разряда дугой выгибается тело Сергея.
Какое – то чужое инородное тело металось в груди Сергея, пытаясь вырваться на волю. Это металась его душа, вернее та ее часть, которая не досталась Смерти. И не душа вовсе, а какой - то ее жалкий ошметок, который Смерть оставила себе на закуску. Этот огрызок души Сергея метался в его грудной клетке, пытаясь вырваться на свободу, чтобы слиться с той частью его души, который забрала Смерть, с тем, что было стержнем души Сергея Ивановича Иванова – старшего лейтенанта ВДВ, 1968 года рождения, русского, члена ВЛКСМ, награжденного орденом Красной Звезды за мужество, проявленное во время боевых действий в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
Сергей слышит властный зов Смерти:
- Иди ко мне! Покорись своей судьбе! – это был голос его любимой, его избранницы, которую он выбрал по собственной воле в Афгане.
- Иду-у!.. – отвечает ей Сергей. Ему хочется к своей возлюбленной – Смерти, но разряд следует за разрядом. Тело подбрасывает на кровати, но сердце отказывается биться.
Врач вытирает марлевой повязкой вспотевший лоб и вопросительно смотрит на заведующего. К кровати подходит Карина. Она совершенно спокойна. Глаза ее сухи. Она поняла, что если спасут Сергея, Смерть в обмен за него заберет с собой Зураба. Не поднимая глаз, просит заведующего:
- Не мучайте его, доктор. Разве вы не видите, что он не хочет жить? Дайте ему спокойно умереть, пожалуйста!
Заведующий лучше, чем Карина, понимает всю тщетность попыток спасти Сергея. Он пускает глаза, давая понять дежурному врачу, чтобы тот отключил дефибриллятор и направляется к выходу, бросив на ходу:
- Оформите необходимые документы.
Карина склоняется над бездыханным телом Сергея и целует его.
- Прощай… - И неожиданно для всех добавляет: - … любимый, - прощаясь одновременно и с незнакомым ей Сергеем и с Зурабом, в смерть которого она не хотела верить, хотя ей говорили об этом еще три дня тому назад.
Заведующий удивленно останавливается на пороге и спрашивает у лечащего врача Сергея:
- Это ее знакомый?
Врач пожимает плечами.
- Откуда я знаю? Говорила, что у нее есть жених. Третьи сутки не отходит от его кровати.
- Но, ведь, он – русский! – возмущается уже не молодая медсестра.
Заведующий – старый еврей, с осуждением замечает:
- Дожили!
Карина не слышит осуждающего шепота за спиной. Точно безумная она гладит Сергея по руке и разговаривает с ним, как с живым. Вернее, не с ним, а… Зурабом, как будто Сергей стал проводником между царством мертвых и живых.
Скрюченные пальцы Смерти хищно тянутся к Сергею. Он протягивает свою руку. На мгновение их пальцы соприкасаются. Сергей уже не чувствует обжигающего могильного холода Смерти.
- Твоя взяла, - говорит ей Сергей. - Я – твой!
И тут, откуда – то из – поднебесья слышится знакомый голос Карины: «Любимый!» Сергей видит ее лицо сквозь толщу воды реки Забвения, на дно которой утащила его Смерть. Черты лица Карины сквозь воду видны нечетко, они размыты и оттого, по правде говоря, не совсем уж красавица Карина, кажется Сергею настоящим ангелом – его ангелом – хранителем.
Смерть была уверена в том, что отшила Карину, и ее признание в любви Сергею застало Смерть врасплох. Сергей рванулся навстречу к своему ангелу – хранителю. Смерти надоела эта морока с двумя влюбленными «голубками», один из которых, правда, был больше похож на общипанную ошпаренную кипятком курицу. Она разозлилась не на шутку. «Сколько мороки из за этой несносной девчонки!» - возмутилась она и решила по своему проучить Карину. По – женски придирчиво оглядела свою соперницу: брови слишком густые и неухоженные, над губой заметный пушок, который с возрастом обещает превратится в «премиленькие» усики, простые грубоватые черты лица… В ней – Карине – не было того шарма, который ценят в женщинах истинные знатоки женской красоты, того шарма, которого было в избытке у нее – Смерти. Дешевенькие серебряные сережки, такая же цепочка на шее. «Простушка, гадкий утенок!» - пришла она к неутешительному для Карины выводу, забыв о том, что из гадкого утенка вырастает прекрасный лебедь. Уверенная на все 100% в своей победе, она предложил Сергею:
- Выбирай! – предложила она.
Душа Сергея потянулась к Карине.
- Вот даже как?! – с сарказмом заметила Смерть, чье женское самолюбие задел Сергей. – Ну что ж… - начала она, продумывая план мести. – Он – твой! – сказала она Карине. Но, запомни, настанет день, когда ты будешь молить меня о том, чтобы я забрала тебя на небеса к твоему Зурабу. В душе твоего избранника – Сергея, из за которого ты так убиваешься, сплошная боль и незажившая рана, полученная в Афгане. Лучше бы так по Зурабу убивалась, от которого ты ждешь ребенка. Сергей никогда не простит тебе того, что ты вымолила его у меня – Смерти и заставила жить. – Не дожидаясь очевидного вопроса Карины, она сказала: - Страдать, а не жить! За десять лет войны в Афгане, я ходила под венец не с одним безусым мальчишкой и, как никто другой, узнала этих не целованных пацанов. Они – не жильцы на белом свете. Все они, прошедшие Афган, отмеченные моим поцелуем, повенчаны со мной – Смертью и только я могу дать их, опаленным войной душам, желанное для них забвение. А теперь, если не передумала, забирай его – Сергея – вместо Зураба. Уж он то – Зураб – мой навеки! – сказала Смерть и зловеще захохотала, разжав свои железные объятья.
Сергей увидел, как неземной дьявольский огонь, пылавший до того в глазах Смерти, угас и они стали пустыми, рыбьими. Смерть же лениво потянулась, сладко зевнула и, расслабившись, поплыла по течению реки забвения, которые премудрые греки нарекли Ахероном, а на Святой Руси река та испокон – веков звалась рекой Лето. Она неплохо поработала, собрав только в Сумгаите, во время армянских погромов, неплохую жатву. Но впереди Баку… Будущее не было для нее тайной, поэтому ей ни сколько не было жаль отпускать из своих цепких объятий Сергея. «Пусть живет! - решила она. – Любопытно будет понаблюдать за ним», - утешила она и зловеще захохотала, подарив жизнь Сергею. Уж ей – то в отличие от Карины, было понятно, что для Сергея лучше было умереть героем, чем жить Квазимодо. Но такова была месть Смерти. Она хоть и Смерть, но позволяла иногда себе простые женские слабости – месть удачной сопернице, которой выпала непростая доля любить Квазимодо.
Несут воды реки Скорби Сергея. К какому берегу, они прибьют его душу? Этого не знает никто, даже вездесущая Смерть, которая больше не властна над его душой. Он теперь сам волен выбирать: жить ему или умирать? Что выберет Сергей? Сердце его едва бьется. Благодаря молитвам Карины, в его душе чуть тлеет крохотный уголек, готовый в любое мгновение взорваться сверхновой, которая в доли секунды сожжет своим все испепеляющим огнем вселенную, имя которой – Человек.
Помолиться бы во спасение души раба Божьего Сергея, сожженного не по вердикту Высшего Суда в Гиене Огненной, а в райском месте с многозначительным названием Черный сад, которое стало символом и предтечей новой гражданской войны.
Любимый Карины – отец ее будущего ребенка – Зураб с трехцветным значком в виде флажка на лацкане пиджака, опьяненный воздухом свободы и нарождающейся демократии, выкрикивая лозунг: «Свободный Азербайджан или смерть!», встал на пути некогда горячо любимой Советской армии с бутылкой из – под «Боржоми», куда вместо живительной влаги налил неудобоваримый «коктейль Молотова», изготовленный из отвратительнейшего бензина марки АИ – 72 по отечественной технологии.
Помолиться бы за упокой души Зураба, которому уже не суждено служить ни в оккупационной, ни в национальной армии, так как после того, как он метнул в автобус с детьми бутылку с зажигательной смесью,а ее полет в цель прервал Сергей, его товарищ не целясь, от бедра, выпустил в грудь Зураба половину автоматного рожка.
Но они называли Бога разными именами, не зная, что Бог един, но у него много имен, чтобы каждый народ называл его своим любимым Боженькой. И не мне,и не Народному Суду судить их и решать кто из них герой, а кто террорист, кто патриот, а кто оккупант? И не нам решать, кто из них прав, а кто – виноват, во имя какой цели – братского Союза республик – сестер или суверенного Азербайджана, Армении, Грузии, Молдовы, Латвии, Литвы, Эстонии, Украины… умирать – свято,а во имя какой – греховно?! И не Богу их судить, а – Времени. Время все расставит по своим местам, а историки назовут имена героев и имена преступников. И не известно еще, что наши потомки скажут о первом Президенте СССР – Горбачеве, о нем и будет мой дальнейший рассказ; неизвестно как назовут нас с вами и смутный период истории нашей Родины - СССР,именуемый Перестройкой. Пока дети окрестили нас – старшее поколение – совками. Что ж, поживем – увидим, кто совок, а кто метла, которая нас должна смести в мусорную корзину истории? Пока меня мучают извечные наши вопросы: «Кто виноват? Что делать? Как жить?..»
Не получается у меня молитва за упокой, но и за здравие, во спасение души, что – то не клеится! Да и как молиться, если я не одной молитвы не знаю? И потом, как молиться за спасение души Сергея, когда часть ее пребывает на небесах, а часть качается по волнам реки Забвение, не сделав еще окончательный выбор. Злые шутки у Смерти – лучшее, что было в душе Сергея она забрала себе, а тело, с ошметком души, за ненадобностью, отдала Карине.
Вот за нее – Карину - я готов молиться и денно, и ношно. Молиться близкому мне Христу и незнакомому, но почитаемому другими, Аллаху.
Дай ей сил, Господи, жить на белом свете! Дай ей сил, Господи, стать матерью! Помоги из сострадания отцу ее ребенка – Зурабу и Сергею, которому предстоит воспитать сына своего убийцы!
Та завещал, Господи: не убий! А они нарушили Твою заповедь. Нарушили не одну, а все. Вердикт Твоего Суда предрешен – виновны. Значит, к грешникам – туда – в Пекло?!
Господи, но, ведь, помыслы их были чисты! Как же так, Господи?! За что, Ты наказываешь неразумных чад Твоих?!
Судить одного за то, что он – прекрасный и одновременно страшный – в своем высоком душевном порыве ценою смерти брата шагнул в бессмертие, а другой до конца остался верен присяге, данной им Родине?! Судить за то, что вчера ставили памятники и за то, что будут ставить памятники завтра?!
Помоги разобраться в этом, Господи!
Если судить Сергея и Зураба, то и нас – старшее поколение – судить всем скопом. На нас – то, в том числе и на мне, грехов – то поболее, чем на этих мальчишках! Не мы ли раньше грешили в соответствии с Моральным Кодексом строителя коммунизма и Программой КПСС, а еще раньше – указаниями Отца всех народов тов. Сталина, имевшим силу Закона, а теперь вот грешим в точном соответствии с перестроечными постулатами и идеями национального возрождения называем своих отцов, павших смертью храбрых в Отечественную, защищая Родину, оккупантами?
Как же нам, Господи, вырваться из этого греховного порочного заколдованного круга, в котором мы бежим, подобно белке в колесе, думая, что шагаем семимильными шагами в счастливое будущее, не догадываясь, что стремительно бежим, ускоряя ход, по лестнице, ведущей вниз?
Научи, Господи! Я не верую в Тебя, а верую в Человека, в то, что Любовь – это Бог, а Бог – это – Любовь и не Ты, Господи, творишь Миры и населяешь их тварями земными и морскими, да человеком, а Человек силой своей любви творит мир, который дарит своей любимой. Не меня научи, а через меня научи других, верующих в Тебя.
Но укажи, Господи, в какой церкви священники говорят от Твоего имени? Много церквей у нас развелось точно по мановению волшебной палочки. На одну церковь претендуют одновременно два, а то и больше пастырей из – за чего в народе смута великая идет. И в Твоей парафии, Господи, как я погляжу, нет порядка, как и в нашей стране.
Как же нам – то – детям Твоим быть – то, Господи?! В какую церковь идти грехи замаливать? Какому священнику исповедаться? Я, например, исповедуюсь перед своей душой, которую унаследовал через предков от Адама – первого Человека, сотворенного Тобой по Своему Образу и Подобию, поэтому и называю Тебя на Ты, ведь я Твое чадо неразумное.
Прости меня, Господи, за мой заносчивый тон – не привык я вот так – запросто -беседовать с Тобой, вот и ерничаю чуть – чуть, самую малость, от волнения. Не ради хулы на Тебя пишу я эти строки. С недавних пор поселилась в моем сердце непрошеная гостья – тревога за судьбу страны и самого человека. Туда ли нас ведет очередной «кормчий» - Горбачев, туда ли он рулит штурвалом? Правильный ли мы путь выбрали, Господи? Выйдем ли мы на столбовую дорогу, которая ведет в счастливое далеко или опять собьемся и будем блуждать по бездорожью? Ведет ли эта перестроечная дорога к храму? Сомнения меня одолели, Господи!
Научи, Господи, как жить дальше? Подскажи, Господи, туда ли мы идем и то ли мы делаем?
…..По наитию или наущению свыше, Достоевский установил цену социальной справедливости и свободы в России в 100 миллионов человек. В 1917 году эта цена не напугала моего деда. В результате мы заплатили сполна. Но, как не было справедливости и свободы в России, так и нет до сей поры, хотя мы то усердно ломаем, то строим, то перестраиваем, а живем – хуже не куда – перед людьми стыдно! Почему так, Господи? Кому мы платим, Господи? Тебе ли мы поклоняемся или тому, кого называют Сатаной?
Не успели до конца раскопать скотомогильники с человеческими останками – жертвами сталинских массовых репрессий и предать их земле по христианскому обряду, а уже приходится копать новые могилы и оплакивать других. Будет ли этому когда – нибудь конец, Господи?! Почему Ты это допускаешь, Господи?
Человеческое сердце не способно вместить в себя этой вселенской скорби, только Твое, Господи. Неужели Ты не видишь сотни, тысячи, десятки тысяч новых вдов, новых сирот? Почему Ты не не положишь этому конец, Господи?
Один, ныне опальный, мудрец говорил, что смерть одного человека – это трагедия, а смерть миллионов – сухая статистика. Но я, Господи, не хочу быть простым статистом и наблюдать за тем, как, прикрываясь Твоим именем, Господи, в наши души вдалбливает свои ценности Сатана, поэтому и взялся писать Новое Откровение, чтобы предупредить людей об этом, и постараться увести от пропасти, на краю которой мы вновь оказались. Что поделаешь, Господи, таковы мы – Твои дети, которых Ты сотворил по Образу и Подобию Своему. В нашем сердце едва – едва хватает места для скорби по единокровным братьям и сестрам своим. Всех остальных оплакивать Тебе, Господи. Поэтому прими нашу боль, Господи. И Ты - Христос, и Ты – Мухаммед, раздели нашу боль с Отцом Нашим – Господом. И… попытайтесь понять нас – ваших неразумных чад. Понять и не судить, хотя бы этих двух мальчишек – Сергея и Зураба – чьи души забрала Смерть в уплату старого долга, на который наросли огромные проценты.
А ты, неведомый мне читатель, кем бы ты ни был – русским, украинцем, армянином, азербайджанцем…не важно какой ты национальности, какого вероисповедания главное, чтобы ты был человеком, вспомни, что заканчивается рождественский пост и помолись во спасение своей души и не забывай о простом совете, который дал Иоанн Златоуст: «Главное во время поста не есть друг друга!»
Тем, кто забыл с чего все начиналось:
… Это было в Сумгаите в 1988 году
Сумгаит стал в одном ряду с Харбердом, Билтисом, Ваном, Дэйр-эз-Зором....http://www.proza.ru/2014/10/16/1343
Комментариев нет:
Отправить комментарий